Воздушный стрелок II - Страница 81

— Не выйдет. Всё равно грохнут. — Развёл я руками и повернулся к сёстрам. Достал меня этот хитровымудренный дедушка… окончательно достал. — Девочки, давайте-ка, на касаниях пурпурную серию, во-он в тот валун. А вас, Пантелей Дмитриевич, я попрошу установить «Щит Перуна» на него же… От души.

Необходимый «инвентарь» я телекинезом вытянул из кучи таких же камней, оставшихся после разборки фундамента бывшей конюшни, и установил точно по центру тренировочной площадки.

Дед неопределённо хмыкнул, пожал плечами, но просьбу выполнил, и двухметровый, в диаметре, валун затянуло пепельным маревом защиты уровня гридня… Древний щит, но очень мощный. От площадных дистанционных атак, самое то…

Сёстры переглянулись, улыбнулись… и в щит полетела длинная очередь мелких пурпурных шариков. Ё-оп! Переборщили, явно! Похоже, дедушка достал не только меня… Эту мысль я додумывал, уже падая наземь с криком «Бойся!».

Камень рванул, словно хороший фугас, и мы едва успели укрыться щитами, как нас накрыло дождём каменных осколков.

Глава 7. Экскурс в историю…

Пантелей Дмитриевич был впечатлён… возмущён и ошарашен. Такой вывод я сделал, когда в ушах прошёл звон от близкого взрыва… хотя чему в том валуне было так «бахать», я до сих пор не пойму. А вывод был основан на той матерной руладе, что доносилась до нас из-под чёрного купола, окутавшего деда. Хм… кажется, уходя в отставку с должности командира тяжелой миномётной бригады, Пантелей Дмитриевич забыл сдать часть личной экипировки. По крайней мере, если меня не обманывает память Кирилла, то именно так и выглядит «Последний шанс» — личный щит, входящий в обязательный артефактный комплект каждого офицера русской армии.

Не ожидал дедушка такого выверта от пацифистких эфирных техник. Точно. А вот я не ожидал от него такой реакции. Ну, в самом деле, кто бы мог подумать, что бывший военный, старший вой может так перепугаться?

Но, вот маты стихли, щит свернулся и Громов, с кряхтением разогнувшись, поднялся с дощатого пола веранды. Окинул нас взглядом и… сбежал. Нет, честное слово, он просто развернулся и потопал на выход… очень быстро потопал. Ну и чёрт с ним. Зато теперь, совершенно точно никто не сможет сказать, что я плохо учу близняшек. Хотя, конечно, использовать такую мощную напитку воздействий, им всё-таки, пока рановато. Вон как побледнели…

Переглянувшись с Гдовицким, я кивнул, давая понять, что позабочусь о пошатывающихся от перенапряжения сёстрах, и Владимир Александрович, ответив таким же кивком, отправился догонять Громова.

Я окинул взглядом близняшек и вздохнул. Вот ведь, чёртов Пантелей! Не мог, что ли, прихватить девчонок с собой?

Проводив сестёр в свою спальню, где они, что-то невнятно пробормотав, тут же завалились на кровать и моментально уснули, я вздохнул и отправился готовить обед.

А на следующий день меня ждал ещё один «экзамен»… Двадцать шестое ноября — день демонстрации клубных проектов. В моём случае, это означает, что первую половину дня, я вынужден буду провести у плиты… Хорошо ещё, что большую часть «подготовительной работы» я провёл заранее, убив на это остаток дня после визита Громова.

* * *

Екатерина Фоминишна Белозерцева отключила видеопанель и, потянувшись, поднялась из-за стола. До начала просмотра проектов новых клубов осталось всего четверть часа, а значит, пора собирать учителей, назначенных директором «судьями», и идти в главный зал, где с самого утра стоит дым коромыслом.

Шум и гул учителя услышали ещё на лестнице. А спустившись на первый этаж, и вовсе замерли в удивлении. Всё пространство холла перед главным залом оказалось заполненным учениками гимназии, среди которых можно было увидеть несколько островков спокойствия, представляющих собой небольшие компании взрослых, получивших персональные приглашения на представление.

— Екатерина Фоминишна, а почему они все здесь… а не в зале? — Поинтересовался директор, окинув взглядом толпу. Но ответ на этот вопрос пришёл совсем с другой стороны.

— Потому что представление ещё не началось. Вы позволите? — Русоволосый младшеклассник, наряженный почему-то в костюм мажордома Большого протокола, выскочил из-за спин застывших на лестнице учителей и, спустившись на пару ступеней и провозгласил, иначе не скажешь, — дамы и господа, мы начинаем представление клубов гимназии имени Святого Равноапостального князя Владимира! Прошу вас пройти в зал!

Голос ученика с неожиданной лёгкостью перекрывший шум в холле, заставил будущих зрителей развернуться к нему. А Бестужев-младший, ничуть не смутившись таким вниманием, коротко кивнул и грохнул о ступень тяжеленным посохом увенчанным двуглавым орлом. В ту же секунду, высокие двери главного зала разошлись в стороны и холл наполнила музыка гимна времен начала прошлого царствования.

— Мне казалось, что сегодня мы будем смотреть совсем не выступление театрального клуба. — Тихо проговорил директор, оказавшись в своеобразном амфитеатре, выстроенном в главном зале.

— Не вам одному. — Согласилась Екатерина Фоминишна, покосившись на руководителя младшего «Б» класса. Но тот, поймав её взгляд, только невинно улыбнулся.

Зрители заняли места, и в зале тут же начал гаснуть свет. Музыка затихла и до слуха гостей донёсся негромкий приглушённый голос всё того же Бестужева-младшего — «Эта история началась в одна тысяча девятьсот тридцать пятом году…»

На самом деле, она началась на семь лет раньше… именно тогда, канцлером Второго рейха, по выбору имперских князей, стал Фридрих Отто Рейтнер, регент при малолетнем императоре Вильгельме Третьем. Именно благодаря его усилиям, поддержанным курфюрстами, герцогами и прочими владетелями, Второй рейх, с таким трудом собранный Бисмарком, оказался вновь раздроблен на куски. А в тридцать пятом году, русские князья созрели для повторения этого сценария у себя на родине. Благо, обстановка в стране соответствовала… за исключением регента. При шестнадцатилетнем Василии был не ставленник князей, послушный и сговорчивый, а опричный боярин. Но это означало только одно, перед дележом страны, нужно было устроить маленький дворцовый переворот…